Коэун: Если бы мы смоделировали мир тысячу раз, в скольких из этих сценариев ты бы оказался бы примерно там же, где сейчас?
Сильвер: Сложная тема. И, мне кажется, это нечестно, что ты задаёшь мне тот же вопрос, который я задавал другим людям для своей книги!
Думаю, в 20 процентах случаев, а может, и реже. Мой большой прорыв произошёл на выборах 2008 года и в определённом смысле был делом случая.
Я играл в онлайн-покер, когда правительство США фактически его запретило. Точнее, они заблокировали обработку платежей для покер-румов. Это заставило меня очень заинтересоваться промежуточными выборами 2006 года, потому что мне хотелось, чтобы политики, принявшие этот закон, проиграли выборы в Конгресс.
Одновременно с этим я потерял основной источник дохода. Я больше не мог играть в покер и нажимать кнопки – не 24 часа в сутки, но 40 часов в неделю точно. Так что я основал FiveThirtyEight просто ради забавы, и это изменило всё. Да, здесь много случайностей и удачи, и жизнь запросто могла сложиться иначе. Я мог застрять на какой-нибудь скучной консалтинговой работе или пережить что-то трагическое.
Коэун: Покеристы – упрямые индивидуалисты. Разве не было почти неизбежным, что ты станешь независимым предпринимателем?
Сильвер: Кстати, сейчас я одновременно занимаюсь тремя или четырьмя разными направлениями, и в каком-то смысле это похоже на то, будто я одновременно проживаю несколько версий симуляции!
Может быть, в каких-то мирах я бы выиграл крупный турнир в самом начале или что-то в этом роде. Но если мне скучно, я начинаю страдать. В то же время я умею сосредотачиваться и много работать, так что, думаю, моя жизнь в любом случае получилась бы интересной. Но я очень доволен тем, как всё сложилось.
Коэун: В твоей книге ты ссылаешься на статью Стива Левитта, в которой говорится, что люди принимают лучшие решения, если подбрасывают монетку, чтобы избежать когнитивного искажения, известного как отклонение в сторону статус-кво. Ты веришь в выводы этой статьи? Собираешься ли в будущем подбрасывать монетку?
Сильвер: Ну, я действительно подбрасываю монетку, чтобы решить, например, пойдём ли мы сегодня есть итальянскую еду или суши.
Коэун: А если это будет что-то важное? Даже, скажем, выбор следующего места для отпуска? Ты стал бы его рандомизировать?
Сильвер: Место отпуска – это, наверное, максимум того, что я бы решал таким образом.
Коэун: Но ничего по-настоящему важного?
Сильвер: В отношении действительно важных карьерных и жизненных решений я, как правило, довольно аналитичен.
Коэун: Значит, ты не считаешь, что тебе мешает отклонение к статус-кво?
Сильвер: Наверняка оно у меня есть. Но, понимаешь, я пробовал много разного, меня часто бросало из стороны в сторону. Я по природе очень беспокойный человек. Некоторые распространённые черты характера... «Недостатки» – это слишком предвзятое слово... В общем, проявляются некоторые особенности личности, которые есть у многих покеристов.
Они хорошо умеют подстраиваться под обстоятельства. Когда ты участвуешь в покерном турнире, всё очень ситуативно: он может длиться ещё пять дней, а может закончиться через пять минут. Поэтому ты говоришь: «Да, я пойду с тобой на ужин, но при условии, что вылечу из турнира и не зарегистрируюсь в другом турнире» и так далее. Ты привыкаешь справляться со стрессами, непредвиденными обстоятельствами и так далее. Думаю, это в целом довольно нетипично.
Коэун: Кто был первым человеком, который начал мыслить вероятностно с разумной степенью последовательности? Или такого ещё не было?
Сильвер: Думаю, люди интуитивно мыслят в вероятностных категориях больше, чем принято считать. Возьмём какого-нибудь охотника-собирателя – он читает контекстуальные подсказки о том, где могут находиться нужные ему дикие звери, а где он сам может стать добычей. Азартные игры появились очень рано во многих культурах. Не сказать, что абсолютно во всех, но, вероятно, в большинстве.
Коэун: Но ведь это как раз говорит о том, что они не мыслят вероятностно. Ведь большинство азартных игр имеют отрицательное математическое ожидание, в лучшем случае – нулевое. Так что их должно быть очень мало.
Сильвер: Изначально азартные игры происходили из гаданий и ритуалов, буквально. Затем они превратились в игру, но в древности имели духовное значение... Я не слишком хорошо знаю антропологию, но читал об этом несколько книг.
Представление о игорных домах или казино, кажется, появилось в Европе примерно в XVI–XVII веках. Это, возможно, более недавняя концепция, но сам принцип «искушения судьбы» сохраняется и даже остаётся романтизированным фактором принятия решений для некоторых игроков. Например, Ирвинг Гоффман, которого я цитирую в книге, писал о людях, испытывающих ennui – апатию, скуку. Они нуждаются в том, чтобы доказать себе, что способны рискнуть.
Гоффман говорил о послевоенном американском мужчине, который ощущал, что у него всё меньше возможностей проявить свою храбрость. А азартные игры всегда были своего рода симуляцией реального риска.
О психологии ставок
Коэун: Почему люди не должны делать ставки только в играх с положительным ожиданием? Например, на американский фондовый рынок – он, безусловно, является таким вариантом. Можно изучать компании, их генеральных директоров, получать от этого азарт и не заниматься другими видами ставок. Почему это не лучше для всех?
Сильвер: Слушай, меня-то не убеждай, я не фанат ставок ради экшена. Два раза в год я бываю в казино, часто в Лас-Вегасе. Пару раз в год друг может сказать: «Давай просто поиграем в блэкджек часок и выпьем пару бесплатных напитков». Но мне нравится делать ставки, когда я думаю, что у меня есть преимущество – или хотя бы могу себя в этом убедить.
Иногда, когда дело касается спортивных ставок, ты, наверное, в глубине души понимаешь, что выходишь примерно в ноль. Ты делаешь умные вещи, например, сравниваешь коэффициенты на пяти разных сайтах и выбираешь самый выгодный, что уменьшает, но не полностью устраняет преимущество букмекера. Но я абсолютно не фанат игровых автоматов. Они очень агрессивно влияют на склонных к зависимости.
Коэун: Тебя ограничивают в ставках на спорт?
Сильвер: Да, меня закрыли на шести или семи из девяти нью-йоркских сайтов.
Если ты ставишь $2,000 на матч «Уизардс» против «Хорнетс» в момент выхода линии на DraftKings, ты явно не обычный игрок. Характерные признаки профессионала – это делать ставки на самые ранние коэффициенты, потому что на этом этапе ещё нет полного понимания ситуации. Ранние линии часто бьются. Делать ставки на малоинтересные события вроде «Соберёт ли этот игрок X подборов?» тоже показатель профессионала.
Если ты умеешь находить различия в линиях, например, на DraftKings коэффициент -3.5, а в другом месте уже -4, и ты ставишь до того, как линия изменится, это называется «охота за движением коэффициентов».
Это странная индустрия. Хотелось бы, чтобы больше людей понимали, что сайты букмекеров – хотя некоторые лучше других – на самом деле не хотят видеть среди своих клиентов плюсовых игроков. Их реклама сильно изменилась. Раньше в рекламе Daily Fantasy Sports говорили: «Эй, ты умный парень в офисе, используй свои навыки работы с таблицами, собери команду и заработай кучу денег. Через два месяца будешь встречаться с супермоделями».
Сейчас они даже не пытаются продавать это как игру навыков, что, возможно, ошибка. Ведь зацепить мужское эго – отличный способ привлечь клиентов. Каждый болельщик считает, что у него есть особое преимущество или инсайдерские знания. А профессиональные игроки с положительным математическим ожиданием – не самая мощная лоббистская группа.
Я думаю, нужно регулировать право компании по-разному обращаться с клиентами. Они могут принять миллионный депозит от одного игрока и не дать мне поставить даже $50 на тот же матч. Это создаёт проблему, потому что деньги найдут способ циркулировать. Если ты можешь поставить миллион, а я – только $50, но я знаю, где выгода, информация в конечном итоге будет передаваться тебе неэффективными способами.
Коэун: Конечно.
Сильвер: В этой индустрии много цинизма. В старом Вегасе публиковали линию, позволяли всем делать ставки, а затем меняли коэффициенты по мере поступления новых ставок. Сейчас больше в ходу британская модель, где компании делают жёсткую сегментацию клиентов, стараясь заработать на «китах» и сильно урезая возможности профессионалам.
Из-за этого теряется механизм формирования честных коэффициентов. Есть несколько букмекеров, которые сначала ограничивают ставки по $5,000, но дают ставить всем желающим, чтобы сформировать более точную линию. Ближе к событию потолок поднимают до $50,000 – им выгодно сначала позволить профессионалам сделать небольшие плюсовые ставки, а потом принять крупные деньги от обычных игроков.
Коэун: Если бы мы просто запретили ставки на спорт, это было бы злом или благом?
Сильвер: Я скорее либертарианец, чем строгий утилитарист.
Коэун: Хорошо, но какова утилитарная цена либертарианства?
Сильвер: Исследования показывают, что в целом ставки приносят людям удовольствие, но примерно 5% игроков становятся зависимыми и формируют значительную часть оборота. Если бы я был «главным по азартным играм», я бы, наверное, запретил игровые автоматы, но оставил всё остальное.
С утилитарной точки зрения, игровые автоматы – это, возможно, единственное, что перевешивает мой либертарианский подход. Они специально созданы, чтобы вызывать зависимость. Вероятности выигрыша не прозрачны. На них не написано: «Ваш ожидаемый убыток на этом автомате: -9%». Их аудитория в основном низкодоходная. А спортивные ставки и покер, которыми я сам занимаюсь, в основном привлекают людей с более высоким доходом, которые могут позволить себе проиграть.
Коэун: Если бы тебя отправили в 1970-й год играть в покер, ты бы много выигрывал?
Сильвер: Я бы, думаю, буквально доминировал. Без сомнений.
Коэун: Потому что ты знаешь теорию игр, а они нет? Но ведь Томас Шеллинг писал об этом в 1960-х, а фон Нейман и Моргенштерн – сразу после Второй мировой. Теория игр не такая уж новая. Или дело в тайтово-агрессивной стратегии? Разве её не понимали?
Сильвер: Тайтово-агрессивная стратегия – это только часть. В те времена люди даже не пытались посчитать ожидание рук в олл-инах, хотя это простая математика. Дойл Брансон руками раскладывал карты, чтобы узнать, что сильнее, или . Если зайти глубже в теорию, человеку интуитивно сложно определить правильную частоту блефа в той или иной ситуации. Также долгое время игроки выдавали очень явные теллзы. Посмотри записи WSOP 1987 года, например – там невероятно очевидные теллзы!
Просто рынок ещё не был сжат до алмаза. Покер в те времена ещё не прошёл полный цикл конкуренции, ничто не заставляло профессиональных игроков становиться лучше.
В некотором смысле это метафора для других капиталистических процессов. Думаю, ты, как экономист, недооцениваешь, насколько можно повысить эффективность правильными стимулами и технологиями.
О покерных игроках как наёмных работниках
Коэун: Допустим, ты чемпион по покеру и хочешь уйти. Кто захочет нанять тебя в реальном мире? Куда податься? В торговую фирму?
Сильвер: О, в хедж-фонды. Некоторые из них, такие как Susquehanna или Jane Street, особенно известны тем, что нанимают бывших покерных игроков.
Коэун: В чем главный недостаток этих людей как трейдеров? Какие бы у них ни были достоинства. У шахматистов есть слабые стороны в качестве трейдеров, у участников математических олимпиад тоже. А какие недостатки у покеристов?
Сильвер: Я немного консультировал финансовые компании. Мой опыт в этой сфере показывает, что это на самом деле очень похоже, потому что если ты работаешь на трейдинговом столе и тебя спрашивают: «Какое у тебя мнение о том, как событие X повлияет на возможность Y для торговли на рынке?» – это во многом игра на оценку вероятностей, игра в условиях неполной информации, которая требует принимать хорошие решения в сжатые сроки, что очень похоже на покер.
Конечно, бывает полезно построить формальную модель и получить более полную картину. Этим я и занимаюсь в области моделирования выборов. Но в трейдинге возможности появляются и исчезают очень быстро, и здесь скорость имеет гораздо большее значение... как в журналистике, кстати!
Если рассуждать стереотипно, то полная противоположность этому – академическая среда, где ты можешь найти идеальный ответ, но на публикацию статьи уйдёт год. А можешь ли ты дать достаточно хороший ответ за пять минут? Если ты торгуешь каким-то товаром, и Джо Байден провалил выступление на дебатах, тебе нужно принять решение в течение нескольких минут.
То же самое и в спортивных ставках: ты видишь коэффициент, который явно кажется нелогичным, и тебе нужно понять – это золотая возможность или, например, Патрик Махоумс только что получил травму? Нужно очень быстро делать выводы. Думаю, покеристы в такой среде чувствуют себя довольно уверенно.
Коэун: Ты стремишься нанимать лучших покерных игроков или избегаешь их, как чумы, тебя одного вполне достаточно?
Сильвер: Нанимаю, безусловно. У покерных игроков иногда ощущается нехватка организованности, и, наверное, у меня тоже не всё с этим в порядке. Но покеристы часто бывают немного дерзкими, а мне это качество нравится.
Аналитик по выборам, которого я сейчас нанял – отличный специалист. Он никогда не пропускает мои сообщения, отвечает самое позднее через 15 минут. Я не знаю, когда он спит! Мне нужные такие люди, потому что я постоянно мотаюсь туда-сюда.
Кроме того, очень важны писательские навыки. Не знаю, становятся ли они более или менее значимыми в мире ChatGPT и подобных технологий. Работая над книгой и затем над рассылкой, я осознал, что просто тренируясь писать каждый день, можно стать в 2–3 раза быстрее в этом деле.
Коэун: Последний вопрос. Чему бы ты хотел научиться в ближайшем будущем?
Сильвер: Одна из проблем, когда пишешь книгу, в которую вкладываешь всё, что тебе действительно интересно, – это то, что ты расходуешь многие свои идеи. Поэтому дам тебе глупый ответ. Мне хотелось бы получше разобраться в пот-лимитной омахе – это разновидность покера, в которую я пока играл не так много. Мой список: хочу больше узнать о европейском футболе, омахе и вине. Это всё вещи, которые, как мне кажется, мне бы понравились, но я пока их не изучил как следует.